Жак Деррида: время рубить корни (отрывок)
Jun. 24th, 2021 10:09 pmhttps://pan-netnet.dreamwidth.org/330039.html
изменения в языке или о матрице v2
===
Жак Деррида: время рубить корни
Если можно вообразить нечто еще более научно-претенциозное, чем Франкфуртская Школа, — и, вместе с тем, еще более зловредное, — то это будет теория Жака Деррида. Вот это интеллектуал!
Во-первых, француз (о, этот острый галльский смысл!). И писал по-французски. Традиционно французам присущ стиль яркий и четкий. Деррида ломает эту традицию. Люди, знакомые с его опусами, утверждают, что следовал он не образцам Монтеня, Монтескье или Токвиля, а, скорее, совету, который однажды дал Наполеон: “Пишите темно и невнятно”.[11] Во-вторых, не в пример застрявшему в марксизме гаеру Герберту — он зрил прямо в корень. И не только зрил – целил!
“А не замахнуться ли нам на старика Шекспира?” – сказал (устами Евстигнеева) самодеятельный режиссер в фильме “Берегись автомобиля”. “А не замахнуться ли нам на старика Декарта?” – мог бы сказать Жак Деррида. Мыслю, значит существую – вот где корень. Для Деррида, разум есть инструмент угнетения.[12] Поскребя патину, покрывшую Просвещение и освященную веками, наш герой обнаружил под ней “тиранию логоцентризма”. Лого имеет коннотации со словом, смыслом, логикой. Предметом развенчания стал язык. Как таковой, как средство общения.
В 1966 г., выступая на конференции в Университете Джонса Гопкинса, Жак Деррида представил слушателям термин деконструкция (“разъятие конструкции”?). Понятие это определению не поддается (!)[13]. Отсюда термин деконструкционизм. Новая теория получила имя. По этой теории, наш язык (не сознание наше, нет – сам язык!) имманентно заражен (заряжен!) нашими предубеждениями – такими как расизм, сексизм, этноцентризм и т.п. (знакомые вещи?). Поэтому все тексты – книги, речи и другие языковые конструкции – независимо от намерений авторов — могут быть интерпретированы по-разному, в зависимости от того, кто их читает.
Ну, допустим. Каждый может подчас вычитать из текста то, что ближе к его убеждениям и предубеждениям. Не новость. При этом, однако, мы молчаливо предполагаем, что текст объективно содержит некий доподлинный (“собственный”) смысл, который вложил туда автор. Путем споров и обсуждений сообщество читателей старается выявить смысл, вложенный автором в текст.
Все это чепуха, сделал открытие Деррида. Цель чтения не в том, чтобы докопаться до “истинного” смысла. Такового вообще нет и быть не может. Истинное значение текста – понятие относительное, если не пустое.
Еще раз: текст – любой текст – не имеет одного-единственного, предопределенного автором смысла. Еще жестче, тексту вообще отказано в способности нести какое-то свое внутреннее значение. Текст — это всего только набор высказываний, собственное значение которого создает его читатель.[14]
Поэтому любому тексту принципиально присуще множество смыслов – ровно столько, сколько человек его читают. Но сие не означает, что любые споры о смысле бесполезны. Напротив, истинное значение текста определяется таким читателем, который выходит победителем (в академических спорах или в борьбе иного рода). Доподлинным смыслом текста становится тот, который приписывает ему победитель. Иначе говоря, значение текста устанавливается властью авторитета, на чем бы он ни основывался. Какой угодно авторитет — академик Дмитрий Лихачев, профессор Наум Хомский, идеологический отдел ЦК КПСС, или ретивый президент США.
Не правда ли, он великолепен? Не зря же Деррида – культовая фигура у нынешних интеллектуалов, в том числе в России. Король интеллектуалов! Ведь он сделал то, что никому до него не удавалось.
Уж и никому? Так мне кажется. Он создал философскую унтер-офицерскую вдову. Теорию, которая сама себя высекла.
Вопрос к философам – кому-то еще удавалось создать теорию, самое себя отрицающую? И мало того – этот, как говорят, глубокий философ как-то ухитрился еще и не заметить уникального свойства своей теории, которое я, червь ничтожный, сумел уловить. И я даже знаю, почему так вышло. Я-то пытаюсь рассуждать по старинке. Ну, логично я стараюсь рассуждать (на уровне своих способностей), а Деррида логика только угнетала. Так вот, если рассуждать логично на уровне моих способностей…
В какой форме великий Деррида донес до нас свою теорию? В форме книг и речей. То есть, в форме текстов, составленных из слов языка. Согласно теории Деррида, как нам ее объясняют, тексты Деррида принципиально не могут иметь собственного и определенного смысла.
Действительно, как сказано на сайте, цитированном у меня в прим. 14, “«Деконструкция» Жака Деррида демонстрирует, как то или иное философское положение оказывается подорванным, разрушенным самим текстом или в самом дискурсе, его утверждающем.” Отсюда, по выражению специалистов, характерная для Деррида “демонстративная нестандартность стиля, напряженно стремящегося выговорить языком нечто отрицающее язык (курсив мой – ЕМ).”[15]
Стремящегося, другими словами, сделать то, что едва ли по силам кому-либо, если он не Мюнхгаузен, — вытащить себя за волосы.
Что до нестандартности стиля, тут по-нашему, по-простецому: хоЧете свою образованность показать — пишите темно и невнятно. А если по сути, то высунулся натуральный Гегель. Как ни напрягайся, выходит буквальное отрицание отрицания.
Мало ли что он хотел нам сообщить! Никому не дано этого знать. Чем орудовал Деррида? Языком. Но ведь язык наш заражен и заряжен предубеждениями, так? А что, для Деррида существует исключение? Такого быть не может, иначе теория – это не теория, а суп с клецками. Нет уж! Если теория как теория, тогда и язык как язык! Точно так же заряженный его предубеждениями. Нет нужды даже их перечислять – можно сказать в общем, что предубеждения Деррида – леворадикальные.
Можно так сказать, не глядя? Можно! Теория Деррида позволяет. Ведь это мы, читатели, приписываем смысл текстам. Да и читать их, если рассуждать дальше, совсем не обязательно. Теория Деррида позволяет.
Я думаю, никто в мире не читал Деррида, кроме редакционных корректоров. Ну и, может, еще переводчиков – в какой-то мере. Зачем его читать? Кто может определить, читал я эти тексты или нет, когда я имею право приписать им тот смысл, какой мне больше подходит?
Поэтому я, даже не читая его текстов, вправе утверждать, что теория Деррида представляет собой не доброкачественное научное построение, а, скорее, одетую в “новое платье” нашего короля интеллектуалов идеологическую конструкцию, рассчитанную на две категории людей: интеллектуальных мошенников и дураков, готовых глядеть им в рот. Похоже, что его аудитория в университетах Америки в 60-е годы 20 века как раз и состояла из двух названных категорий.
Разделять мое мнение никто не обязан – согласно теории Деррида.
А меня это нисколько не волнует – согласно теории Деррида.
Трудно переоценить важность такого подарка для студентов 60-х и сочувствующих им американских интеллектуалов – всем, кто пылал жаждой “сбросить с себя мертвый груз истории и накопленных знаний”.[16] Еще бы, ведь все тексты, написанные до сих пор (кроме текстов одного лишь Деррида, подразумевается), не имеют определенного смысла. Особенно, если они нам не нравятся.
Какая еще там “некая фундаментальная инстанция смысла, истины, логики”? Не знаем такой! Ее не существует. Ведь мы уже грамотные, нас научили, что “значение является продуктом языка, а не его источником, и что оно никогда не может быть вполне определенным, поскольку является результатом контекстуальных сил, которые не могут быть ограничены.” (см. полную цитату в прим. 14).
К примеру, слова “история” или “закон” могут означать то, что вздумалось высказать любому профессору от Affirmative Аction или любому юристу от “критической юриспруденции”. Опять же по-простецкому: что хочу, то и ворочу.
В те же времена в университетах США подвизался в качестве профессора некто Пол Де Ман. Да не в каких-нибудь занюханных, а в самых престижных (Йель, Дюк, Джонс Гопкинс…). В первой половине 60-х он профессорствовал в Корнеле. Уже тогда он проповедовал, что традиционную программу обучения нужно выбросить к чертям собачьим, потому что она никому не нужна.
Это был деконструктор до Деррида. Сообщение Деррида на упомянутой конференции в 1966 г. вызвало у Де Мана бурный оргазм. Он услышал свои позывы, высказанные по-научному. С той минуты оба действовали рука-об-руку в деле радикализации университетов. Деррида ухитрился оказаться в нужное время в нужном месте. Леворадикальная профессура приняла его на-ура. Он профессорствовал в университете Джонса Гопкинса и в Йеле.
Не с бухты-барахты было сказано выше о леворадикальных предубеждениях Деррида. Он, например, вместе с другими леваками, требовал “справедливости” для некоего Абу Джамала, осужденного на казнь за убийство полицейского. “Справедливость”, сами понимаете, означала помилование убийцы.
Деррида однозначно поддерживал “дело палестинцев” против Израиля. Оценим моральную чистоплотность нашего философа: то были годы арафатовского террора — с угоном самолетов, убийством евреев-заложников и израильских спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене.
Он также активно защищал Де Мана, когда обнаружилось, что, живя в оккупированной немцами Бельгии, тот был журналистом-коллаборантом, пронацистским и антисемитским, и что, вдобавок ко всему, он – двоеженец. Не знаю, как защищал его Деррида, но легко могу представить: все, мол, сообщения о прошлом Де Мана не имеют объективного смысла, так как выражены на языке, засоренном ихними предрассудками. Мантра дерриданцев: “А ты кто такой, чтобы судить?”
https://blogs.7iskusstv.com/?p=28324
изменения в языке или о матрице v2
===
Жак Деррида: время рубить корни
Если можно вообразить нечто еще более научно-претенциозное, чем Франкфуртская Школа, — и, вместе с тем, еще более зловредное, — то это будет теория Жака Деррида. Вот это интеллектуал!
Во-первых, француз (о, этот острый галльский смысл!). И писал по-французски. Традиционно французам присущ стиль яркий и четкий. Деррида ломает эту традицию. Люди, знакомые с его опусами, утверждают, что следовал он не образцам Монтеня, Монтескье или Токвиля, а, скорее, совету, который однажды дал Наполеон: “Пишите темно и невнятно”.[11] Во-вторых, не в пример застрявшему в марксизме гаеру Герберту — он зрил прямо в корень. И не только зрил – целил!
“А не замахнуться ли нам на старика Шекспира?” – сказал (устами Евстигнеева) самодеятельный режиссер в фильме “Берегись автомобиля”. “А не замахнуться ли нам на старика Декарта?” – мог бы сказать Жак Деррида. Мыслю, значит существую – вот где корень. Для Деррида, разум есть инструмент угнетения.[12] Поскребя патину, покрывшую Просвещение и освященную веками, наш герой обнаружил под ней “тиранию логоцентризма”. Лого имеет коннотации со словом, смыслом, логикой. Предметом развенчания стал язык. Как таковой, как средство общения.
В 1966 г., выступая на конференции в Университете Джонса Гопкинса, Жак Деррида представил слушателям термин деконструкция (“разъятие конструкции”?). Понятие это определению не поддается (!)[13]. Отсюда термин деконструкционизм. Новая теория получила имя. По этой теории, наш язык (не сознание наше, нет – сам язык!) имманентно заражен (заряжен!) нашими предубеждениями – такими как расизм, сексизм, этноцентризм и т.п. (знакомые вещи?). Поэтому все тексты – книги, речи и другие языковые конструкции – независимо от намерений авторов — могут быть интерпретированы по-разному, в зависимости от того, кто их читает.
Ну, допустим. Каждый может подчас вычитать из текста то, что ближе к его убеждениям и предубеждениям. Не новость. При этом, однако, мы молчаливо предполагаем, что текст объективно содержит некий доподлинный (“собственный”) смысл, который вложил туда автор. Путем споров и обсуждений сообщество читателей старается выявить смысл, вложенный автором в текст.
Все это чепуха, сделал открытие Деррида. Цель чтения не в том, чтобы докопаться до “истинного” смысла. Такового вообще нет и быть не может. Истинное значение текста – понятие относительное, если не пустое.
Еще раз: текст – любой текст – не имеет одного-единственного, предопределенного автором смысла. Еще жестче, тексту вообще отказано в способности нести какое-то свое внутреннее значение. Текст — это всего только набор высказываний, собственное значение которого создает его читатель.[14]
Поэтому любому тексту принципиально присуще множество смыслов – ровно столько, сколько человек его читают. Но сие не означает, что любые споры о смысле бесполезны. Напротив, истинное значение текста определяется таким читателем, который выходит победителем (в академических спорах или в борьбе иного рода). Доподлинным смыслом текста становится тот, который приписывает ему победитель. Иначе говоря, значение текста устанавливается властью авторитета, на чем бы он ни основывался. Какой угодно авторитет — академик Дмитрий Лихачев, профессор Наум Хомский, идеологический отдел ЦК КПСС, или ретивый президент США.
Не правда ли, он великолепен? Не зря же Деррида – культовая фигура у нынешних интеллектуалов, в том числе в России. Король интеллектуалов! Ведь он сделал то, что никому до него не удавалось.
Уж и никому? Так мне кажется. Он создал философскую унтер-офицерскую вдову. Теорию, которая сама себя высекла.
Вопрос к философам – кому-то еще удавалось создать теорию, самое себя отрицающую? И мало того – этот, как говорят, глубокий философ как-то ухитрился еще и не заметить уникального свойства своей теории, которое я, червь ничтожный, сумел уловить. И я даже знаю, почему так вышло. Я-то пытаюсь рассуждать по старинке. Ну, логично я стараюсь рассуждать (на уровне своих способностей), а Деррида логика только угнетала. Так вот, если рассуждать логично на уровне моих способностей…
В какой форме великий Деррида донес до нас свою теорию? В форме книг и речей. То есть, в форме текстов, составленных из слов языка. Согласно теории Деррида, как нам ее объясняют, тексты Деррида принципиально не могут иметь собственного и определенного смысла.
Действительно, как сказано на сайте, цитированном у меня в прим. 14, “«Деконструкция» Жака Деррида демонстрирует, как то или иное философское положение оказывается подорванным, разрушенным самим текстом или в самом дискурсе, его утверждающем.” Отсюда, по выражению специалистов, характерная для Деррида “демонстративная нестандартность стиля, напряженно стремящегося выговорить языком нечто отрицающее язык (курсив мой – ЕМ).”[15]
Стремящегося, другими словами, сделать то, что едва ли по силам кому-либо, если он не Мюнхгаузен, — вытащить себя за волосы.
Что до нестандартности стиля, тут по-нашему, по-простецому: хоЧете свою образованность показать — пишите темно и невнятно. А если по сути, то высунулся натуральный Гегель. Как ни напрягайся, выходит буквальное отрицание отрицания.
Мало ли что он хотел нам сообщить! Никому не дано этого знать. Чем орудовал Деррида? Языком. Но ведь язык наш заражен и заряжен предубеждениями, так? А что, для Деррида существует исключение? Такого быть не может, иначе теория – это не теория, а суп с клецками. Нет уж! Если теория как теория, тогда и язык как язык! Точно так же заряженный его предубеждениями. Нет нужды даже их перечислять – можно сказать в общем, что предубеждения Деррида – леворадикальные.
Можно так сказать, не глядя? Можно! Теория Деррида позволяет. Ведь это мы, читатели, приписываем смысл текстам. Да и читать их, если рассуждать дальше, совсем не обязательно. Теория Деррида позволяет.
Я думаю, никто в мире не читал Деррида, кроме редакционных корректоров. Ну и, может, еще переводчиков – в какой-то мере. Зачем его читать? Кто может определить, читал я эти тексты или нет, когда я имею право приписать им тот смысл, какой мне больше подходит?
Поэтому я, даже не читая его текстов, вправе утверждать, что теория Деррида представляет собой не доброкачественное научное построение, а, скорее, одетую в “новое платье” нашего короля интеллектуалов идеологическую конструкцию, рассчитанную на две категории людей: интеллектуальных мошенников и дураков, готовых глядеть им в рот. Похоже, что его аудитория в университетах Америки в 60-е годы 20 века как раз и состояла из двух названных категорий.
Разделять мое мнение никто не обязан – согласно теории Деррида.
А меня это нисколько не волнует – согласно теории Деррида.
Трудно переоценить важность такого подарка для студентов 60-х и сочувствующих им американских интеллектуалов – всем, кто пылал жаждой “сбросить с себя мертвый груз истории и накопленных знаний”.[16] Еще бы, ведь все тексты, написанные до сих пор (кроме текстов одного лишь Деррида, подразумевается), не имеют определенного смысла. Особенно, если они нам не нравятся.
Какая еще там “некая фундаментальная инстанция смысла, истины, логики”? Не знаем такой! Ее не существует. Ведь мы уже грамотные, нас научили, что “значение является продуктом языка, а не его источником, и что оно никогда не может быть вполне определенным, поскольку является результатом контекстуальных сил, которые не могут быть ограничены.” (см. полную цитату в прим. 14).
К примеру, слова “история” или “закон” могут означать то, что вздумалось высказать любому профессору от Affirmative Аction или любому юристу от “критической юриспруденции”. Опять же по-простецкому: что хочу, то и ворочу.
В те же времена в университетах США подвизался в качестве профессора некто Пол Де Ман. Да не в каких-нибудь занюханных, а в самых престижных (Йель, Дюк, Джонс Гопкинс…). В первой половине 60-х он профессорствовал в Корнеле. Уже тогда он проповедовал, что традиционную программу обучения нужно выбросить к чертям собачьим, потому что она никому не нужна.
Это был деконструктор до Деррида. Сообщение Деррида на упомянутой конференции в 1966 г. вызвало у Де Мана бурный оргазм. Он услышал свои позывы, высказанные по-научному. С той минуты оба действовали рука-об-руку в деле радикализации университетов. Деррида ухитрился оказаться в нужное время в нужном месте. Леворадикальная профессура приняла его на-ура. Он профессорствовал в университете Джонса Гопкинса и в Йеле.
Не с бухты-барахты было сказано выше о леворадикальных предубеждениях Деррида. Он, например, вместе с другими леваками, требовал “справедливости” для некоего Абу Джамала, осужденного на казнь за убийство полицейского. “Справедливость”, сами понимаете, означала помилование убийцы.
Деррида однозначно поддерживал “дело палестинцев” против Израиля. Оценим моральную чистоплотность нашего философа: то были годы арафатовского террора — с угоном самолетов, убийством евреев-заложников и израильских спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене.
Он также активно защищал Де Мана, когда обнаружилось, что, живя в оккупированной немцами Бельгии, тот был журналистом-коллаборантом, пронацистским и антисемитским, и что, вдобавок ко всему, он – двоеженец. Не знаю, как защищал его Деррида, но легко могу представить: все, мол, сообщения о прошлом Де Мана не имеют объективного смысла, так как выражены на языке, засоренном ихними предрассудками. Мантра дерриданцев: “А ты кто такой, чтобы судить?”
https://blogs.7iskusstv.com/?p=28324